Гостиница «Сигма» [Сборник] - Страница 54

Абор Исав, машинально потирая на лбу две полнометражные шишки, что-то вычитывал с экрана, беззвучно шевеля губами. В сочетании световых букв ему чудилось нечто, отчего сладко замирало сердце и начинали дрожать коленки.

Дон Фигль вел себя более сдержанно. Он досадливо морщился, трогая ладонью пылающий лоб, затем даже попытался насвистывать что-то бравурное. Но кто знает, что было у Фигля на душе?..

Огненная стрела застыла на полдороге. Многоцветные огоньки на панели таяли, словно догорающие спички. «Анитра» выполнила заданный урок.

— «Лестер Армстронг, „Твой спутник“», — вслух прочел Абор Исав, чуть не носом водя по экрану. — Что за дьявольщина!..

— Ты чем-то недоволен?

— Армстронг… Первый раз слышу такую фамилию. — В голосе Исава звучала растерянность.

— Мало классиков читаешь.

— Что это за писатель?

— А это и не писатель вовсе.

— То есть как?

— Очень просто. «Твой спутник» — это сборник физических констант и таблиц. Настольная книга каждого техника. Короче говоря — справочник…

Да, именно справочник оказался самой гениальной книгой по оценке термоионной, с блуждающей запятой, «Анитры». Но можно ли считать эту оценку самостоятельной? Ведь программу для «Анитры» составляли люди…

СТЕПНАЯ БЫЛЬ

Информация стекалась сюда со всех стволов, лав и штреков. Это был центр отсека или командной рубки, где располагался круглый пульт управления всем комплексом.

Не обычный, а сдвоенный термометр, серебристый столбик на левой шкале которого превысил цифру 19, показал: там, наверху, температура воздуха в тени равна двадцати градусам по Цельсию. Неплохо для апреля в умеренной полосе. Правая шкала показывала температуру внизу.

Здесь, внизу, понятия «день» и «ночь» были чисто условными. Пластиковые стены слабо светились холодным безжизненным огнем: фосфоресцировали листы, из которых манипуляторы сшивали рубку. Об этом, очевидно, знали люди из Центра, проверявшие перед отправкой сюда каждый рулон пластика, каждый прибор, каждый моток проволоки. Поэтому Большой Мозг решил оставить свечение, хотя для аппаратов, считывающих информацию с экранов при помощи инфралучей, освещение было ни к чему.

— Ежечасный обзор, — сообщила мембрана в центре пульта. — Все данные, полученные в течение часа, сведены в одну систему. Вертикальная проходка продолжается с опережением графика.

— Как с вольфрамом? — перебил бас, прозвучавший из глубины установки, похожей на шкаф.

— Его процентное содержание в руде продолжает повышаться, — заторопилась мембрана.

— Так я и предполагал. Третичный слой должен быть богат тяжелыми металлами.

— Что делать группе манипуляторов?

— Включите вторую обогатительную установку, — распорядился бас. Он умолк. Молчала и мембрана, словно ожидая еще чего-то.

— Я проанализировал все данные… закончил подсчет, — нарушил бас тишину. — В лучшем случае нам остается жить не более трех суток.

Многочисленные экраны, окружавшие пульт, на мгновение блеснули разноцветными огнями.

— Срок не очень малый… — начала мембрана, когда стало ясно, что бас ничего больше не добавит.

— Может, за это время кто-нибудь из людей… — робко заметил третий голос.

— Вероятность, что в этот пустынный район попадет человек, практически равна нулю. Координатору это следовало бы знать, — проговорил бас.

— Снять посты? — спросила мембрана.

— Нет! Будем работать до последней минуты.

— Есть еще одна возможность… радировать в Центр. — Мембрана выжидательно умолкла.

— Просить о помощи не будем.

— Почему?

— Да потому, что это перечеркивает весь опыт. Хорош самостоятельный комплекс, вдруг начинающий взывать о помощи с планеты, которую только начали осваивать. О какой помощи можно говорить, если сигнал бедствия будет идти до Земли более четырех лет? И чего будет стоить комплекс, который сам не сможет справиться с возникшими затруднениями?

— Но Мозг умрет через трое суток! — заволновалась мембрана. — Как только это произойдет, мы взлетим на воздух.

— А кто сказал, что все научные эксперименты должны оканчиваться благополучно? — невозмутимо отрезал бас.

Полтора часа назад он был еще на испытательном полигоне Зеленого городка. Даже не верится… Не верится, что впереди месяц отдыха, море, пальмы и яхтаамфибия…

Степная весна восхитительна. Но одно дело — шагать по пышной земле, убранной полевыми цветами и разнотравьем, и совсем другое — мчаться над заповедной степью в открытом монолете.

Упругие потоки воздуха слегка прогибали внутрь прозрачную оболочку, вокруг не было ни облачка, и настроение инженера-конструктора Евгения Петровича Забары оставалось отличным. Он облокотился на теплое кольцо перил и размечтался о предстоящем отдыхе.

Внезапно поручни монолета забились в отвратительной дрожи. На панели пульта управления тревожно заметались стрелки. Маленький круглый экран налился мутным багровым светом.

Евгений с поздним раскаянием припомнил, что выкатил из институтского ангара непроверенный аппарат. И вот расплата…

Еще несколько минут — и ровный гул двигателя пошел на убыль. Назойливо завыла аварийная сирена. Инженер приоткрыл панель и начал лихорадочно рыться в схеме, пытаясь отыскать неисправность.

Запас высоты катастрофически таял. Времени на раздумье не оставалось.

Евгений задернул на груди «молнию» и нажал кнопку катапультирования. Толчок… Рев ветра в ушах… Алый купол парашюта, закрывший полнеба… И стропы, натянутые, как струны…