Гостиница «Сигма» [Сборник] - Страница 6

Билет выбрасывает касса —
И вход в аквариум открыт.
За узкой пленкой плексигласа
Плавник изогнутый дрожит
И жабры движутся мерцая.
Блестит настороженный глаз.
Их собрала рука людская
И заперла под плексиглас.
Макрель… Кефаль…
Везде таблички,
Они вам честно разъяснят
Все рыбьи вкусы и привычки
Посредством разных цифр и дат.
Тесны в аквариуме воды!
Бедны придонные пески.
Полны иллюзии свободы,
Гоняют взапуски мальки.
Но стынут у морской границы,
За неподвижною стеной,
Медлительные вереницы,
Следя за странной пустотой.
И это там от века длится:
Плывут — то тише, то живей —
Давно приевшиеся лица
Непостигаемых людей.

Экипаж «Ориона» обживался на новом месте. Ушли первые дни на Земле, полные неожиданностей. Однако люди все еще робко ходили по залам, лишь изредка заглядывали в оранжерею, с опаской ступали по прозрачному полу, под которым проплывали тени.

Вдоль стен тянулись приборы и установки. Каково их назначение? Собирать информацию о пришельцах из прошлого? Для кого?

В огромном корпусе было немало диковинок. Орионцы постепенно к ним привыкали.

С утра они собирались в центральном зале. В урочные часы клапан, расположенный в потолке, выбрасывал двенадцать брикетов — по числу членов экипажа «Ориона». Брикеты сыпались вниз, затем метрах в полутора от пола останавливались и замирали в пространстве, покачиваясь вокруг точки равновесия. Штурман утверждал, что брикеты из хлореллы. Некоторые с ним не соглашались. Так или иначе, белая упругая масса была ароматна и питательна.

— Сомнений нет: мы в плену у машин, — сказал однажды Брок во время завтрака.

— Старая песня, — сказала Любава. — Придумай что-нибудь новенькое.

— Уж кормить-то, по крайней мере, могли бы нас нормально, — пробормотал Брок, ни к кому не обращаясь.

— Что ты, собственно, называешь нормальной едой, Брок? — спросил спокойно капитан.

— Ну, как что… Это каждому и так понятно, — произнес Брок.

— К-каждому из нас — согласен. Но не каждому из них, — вступил в разговор Петр Брага.

— Не забывай, что мы отстали от них на десять веков, — сказал капитан.

— Может быть, для них эти брикеты — обычная еда? — добавила Любава.

— Да для кого для них? Для кого для них? — выкрикнул Брок и выбежал из зала.

Постепенно люди с «Ориона» пришли к выводу, что всем корпусом, в котором они обитают, управляет если не человек, то некая единая высокоорганизованная система. Желание любого члена экипажа, высказанное в достаточно ясной форме, исполнялось, если оно не выходило за рамки разумного. Жажду можно было утолять струями фонтана, день и ночь игравшего в углу центрального зала. Вода в нем всегда была вкусна и холодна, хотя и чуть горьковата на вкус. Но поскольку другого источника не было, приходилось пить из фонтана.

Лишь одно желание, хотя оно и высказывалось членами экипажа часто и довольно недвусмысленно, не выполнялось: речь шла о выходе из корпуса наружу.

Дверь, через которую вошли орионцы сюда в памятный день прибытия на Землю, не удавалось открыть никому, несмотря на все усилия. Даже приблизиться к ней не удавалось. Чем ближе была дверь, тем труднее давался очередной шаг. Наконец наступал момент, когда силовое поле попросту отбрасывало настойчивого. Люди пробовали пускаться на всяческие хитрости. Например, прорваться к двери, разбежавшись. Или пытались приблизиться к двери, взявшись за руки и двигаясь цепочкой. Но попытки ни к чему не приводили. Вырваться на волю не удавалось никому.

С легкой руки Григо орионцы окрестили своего невидимого хозяина Семиглазом.

Время шло, и люди все более настоятельно начинали ощущать нужду в занятиях, которые могли бы заполнить вынужденный досуг.

Из всех орионцев Брок выделял Любаву. Его полудетское чувство к Любаве с годами развилось и окрепло. Однако с некоторых пор Броку начало казаться, что Любава к нему равнодушна. Нет, девушка не избегала его, она относилась к Броку ласково и ровно — точно так же, как к остальным орионцам. «Разве это любовь?» — спрашивал себя Брок. Спрашивал — и не находил ответа.

Он и минуты не мог прожить без Любавы. Однако, наделенный гордостью сверх меры, стал прятать свои чувства, скрывать их под маской язвительной насмешливости. Это ему удавалось — так, по крайней мере, считал сам Брок.

Теперь, в пустом зале, он решил окончательно объясниться с Любавой.

После выходки с брикетом Брок чувствовал некоторую неловкость.

— Послушай, Любава, — сказал он, глядя в сторону, — что бы ты хотела больше всего на свете?

Живые глаза девушки затуманились.

— Я бы хотела, чтобы все мы вышли отсюда, — сказала Любава, сделав широкий жест в сторону прозрачной стены. — Чтобы земляне встретили нас, орионцев, как братья… Короче говоря, чтобы все были счастливы…

— Этого каждый из нас хочет, — нетерпеливо перебил Брок. — А вот ты сама по себе, ты для себя чего хотела бы?

Полные губы Любавы дрогнули.

— Не понимаю, о чем ты, Брок, — сказала она.

— Ты хотела бы полюбить кого-нибудь? — неожиданно спросил Брок.

Любава усмехнулась.

— Так и быть, открою тебе тайну, — сказала она. — Я люблю капитана.

Брок быстро глянул на Любаву и, обнаружив улыбку в ее глазах, сам расхохотался. Трудно было придумать что-либо более нелепое. Капитан Джой Арго — и любовь? Полно, да ведомы ли ему вообще подобные чувства? Кажется, все его жизненные помыслы сосредоточены были на одном — полет «Ориона», выполнение задачи, возложенной на экипаж Координационным советом. Любовь, ревность, маленькие трагедии, время от времени разыгрывавшиеся на борту пульсолета, — все это скользило мимо его сознания.