Гостиница «Сигма» [Сборник] - Страница 29

И он запомнил эти цифры — впервые в жизни он уходил от биобрата, что-то унося в своей памяти.

«Отсек 12, комната 626», — повторял Крон, переходя с ленты на ленту.

Старик открыл сразу, будто ждал его. Он усадил Крона в пластиковое кресло, тотчас удобно изменившее форму, а сам сел на странный треножник, стоявший в углу.

— Меня зовут… — начал мальчик. Он хотел выложить то единственное, что знал.

— Знаю: Крон Фур, — перебил старик. — Тебя это удивляет? Я знаю еще многое.

— Но как же ты…

— Запоминаю? Я научу тебя. Человек не может жить без памяти, иначе он превращается в робота.

В этот вечер они говорили недолго — старик все время тревожно поглядывал на дверь.

— Встретимся завтра, — сказал он, прощаясь.

— Скажи мне…

— Зови меня Учитель, — так тебе легче будет запомнить.

— Скажи, Учитель, как я тебя узнаю?

— Об этом не беспокойся. — Старик ласково потрепал его волосы. — Я сам разыщу тебя. Утром, на ленте. А потом, когда память у тебя окрепнет, ты сам запомнишь и номер моей комнаты, и многое другое.

— Но если я буду запоминать… Как же мой белковый?

— Прежде всего человек, а потом уже — белковый брат, — сказал старик.

— Зачем они вообще — белковые братья? — спросил Крон.

— Я расскажу тебе завтра. А пока ступай.

Но они не встретились ни завтра, ни послезавтра. Крон позабыл Учителя, его лицо, руки и голос, он ощущал лишь глухую, неосознанную тоску. Ему все время казалось, что он что-то потерял, но что именно — мальчик не мог сказать.

Белковый вел себя беспокойно, капризничал. Сегодня он целый сеанс норовил схватить Крона. А ручищи у белкового — будь здоров. Крон сам видел, как белковые, прошедшие курс обучения, по команде оператора послушно связывали в узел стальной рельс… Но жаловаться некому. Может быть, завтра гигант утихомирится.

— Вот ты где, малыш.

Крон вздрогнул. На его руку опустилась горячая ладонь. И воскрешение в памяти забытого лица Учителя было для мальчика радостней, чем для Колумба, вцепившегося в борт «Санта Марии», видение земли.

В этот раз они говорили долго.

Учитель, увлекшись, рассказывал о мироздании, о планетах и звездах. Крон напряженно ловил каждое слово, стараясь запомнить. Он чувствовал, будто с глаз его спала пелена и путы, сковывавшие память, распались.

— Каждая звезда — это огромное пылающее солнце, — сказал Учитель.

— Да, я вспоминаю… Мне снилось однажды… Корабль… Я — в капитанской рубке… И на обзорном экране — мохнатый огненный шар…

— Это солнце.

— Но я не помню. Ничего не могу вспомнить больше…

— Я верю, ты увидишь солнце.

— Кварцевое?

— Нет, настоящее.

— А ты видел солнце, Учитель?

— Видел… когда-то.

— Расскажи, — попросил Крон.

— Оно ласково греет. А смотреть на него больно — настолько оно яркое. Как расплавленное золото.

— Золото? Я видел расплавленное золото. Припоминаю… Мне снилась добыча тяжелых металлов, которые встречаются в коре планет. На солнце тоже есть люди?

— Нет, жизнь на солнце невозможна. Она может появиться лишь на планетах — небесных телах, которые обращаются вокруг материнского светила. Вот и мы, люди, живем на планете, которая называется Эльма.

— Эльма, — повторил Крон.

— Когда-то люди жили только на поверхности Эльмы. Теперь же их так много, что они обжили всю планету насквозь. Первый ярус находится над Эльмой, Второй — на ее поверхности, а Третий, в котором мы с тобой, — внутри планеты. Говорят, главный зал, который мы каждый день пересекаем, приходится как раз на центр Эльмы.

— Счастлив тот, кто может видеть солнце, — сказал Крон.

— Ты увидишь его, — повторил Учитель.

С течением времени Крон научился различать людей. Он с изумлением обнаружил, что все они разные. Он многое уже запомнил, но больше всего запал ему в душу рассказ Учителя о небе.

— Наша планета окутана атмосферной оболочкой, — рассказывал однажды Учитель. — Ты видел когда-нибудь небо? Снилось оно тебе?

— Небо? — повторил Крон. Он покачал головой. — Не знаю. Не помню. Какое оно, небо?

Учитель задумался. Вертикальная складка рассекла переносицу.

— Небо — это самое чудесное, что может представить себе человек. Когда смотришь вдаль, кажется, что небо смыкается с землей. И в то же время небо необъятно. Оно все время меняется-то хмурится, то улыбается…

— А какого оно цвета? — спросил мальчик.

— Голубого.

— Какой это цвет — голубой?

— Ты не знаешь голубого цвета, малыш, — сказал Учитель. — И потом, небо описать нельзя. Его надо увидеть.

— Я пробьюсь в Первый ярус! — сказал Крон. — И увижу небо. И солнце.

— Выйти из Третьего яруса трудно, — сказал Учитель. — Даже если тебе удастся миновать магнитную защиту… Едва ты появишься наверху, тебя узнают и схватят.

— Как меня узнают?

— Жители верхних отсеков не знают пластиковой кожи. Им не надо бояться радиации. И твой вид будет всем бросаться в глаза.

— Я сниму с себя пластик! — воскликнул Крон.

— Это не легче, чем содрать с себя собственную кожу, — сказал Учитель.

Мог ли знать Крон, что это был их последний разговор? После той встречи Учитель исчез. Когда на следующий день после дневного сеанса Крон подошел к знакомой двери и постучал условным стуком, из комнаты вышел незнакомый человек.

— Мне… Учитель, — растерялся Крон.

Улыбка на лице человека казалась приклеенной.

— Здесь жил… до вас… другой человек, — запинаясь, произнес Крон.

Человек безучастно смотрел в дальний конец до отчаянья ровного коридора. Он, казалось, не замечал Крона, и улыбка по-прежнему уродовала безучастное лицо, похожее на маску. «Да ведь он спит, — осенило вдруг Крона. — Ну да, уже уснул, наверно. И видит очередной сон, который завтра, передав своему белковому, забудет начисто. Почему же он поднялся на стук? Учитель объяснял как-то: гипнотический сон отличается от обычного. Учитель… Где он теперь? Что с ним сделали?»