Гостиница «Сигма» [Сборник] - Страница 36

— Жизни ничто не угрожает, — ответил он на вопрос Евгения Андриановича. — Это обычный хлороформ, правда в увеличенной дозе.

Евгений Андрианович несколько мгновений вглядывался в бледное лицо и плотно сжатые губы Стреттона.

— Где нашли? — медленно спросил он.

— В том же здании, где мы были, в цокольной лаборатории, — ответил осунувшийся шофер. — И при нем вот… — Он протянул Евгению Андриановичу записку.

Тот развернул ее.

«Уважаемый Джордж Стреттон, — стояло в записке. — Вероятно, очнувшись от наркоза и прочтя записку, вы поймете и простите меня. После всех книг и фильмов, после всего, что я увидел и узнал, получив исполнительную систему, я почувствовал, что должен проверить себя. Это то, что на вашем языке зовется испытанием. Мне захотелось узнать, насколько быстро и правильно я смогу принимать решения в незнакомых и опасных условиях, угрожающих самому существованию. И я решил повторить подвиг капитана Рамо, который до сих пор остался непревзойденным. В течение вашего пребывания на Деймосе я занимался своей внешностью. Мне удалось добиться полной имитации вашей внешности. Это было не так трудно. Особенно мне пригодились органические полимеры из лаборатории синтеза. Я верю, что мне удастся с выключенными дюзами обогнуть Юпитер, пройдя близ „Марцеллы“, и тогда я вернусь в Клайд…»

— Он может протаранить «Марцеллу» или врезаться в Юпитер! — воскликнул Евгений Андрианович. — Ведь система управления «Кардана» не отлажена! Немедленно радируйте на «Кардан», пусть возвращается. Попробуем разъяснить…

— Это ничего не даст, — выступил вперед Антон Петвич. — Система радиоприема на «Кардане» испорчена.

— В таком случае один выход. Надо послать ракету-перехватчик.

— Евгений Андрианович, разрешите мне, — сказал директор музея. — Я догоню его и верну обратно. А кроме того, — улыбнулся он, — мы ведь немного знакомы… с инженером Стреттоном!

— Летите, — сказал председатель. — Дороги каждая минута. Если «Кардан» не подчинится, его придется взорвать. Но надеюсь, что до этого дело не дойдет.

— Нет, конечно. Я достаточно знаю Стреттона.

«В самом деле, — невольно подумал Евгений Андрианович, — этот дерзкий робот — разве не вложил в него Джордж Стреттон свои лучшие черты: бесстрашие и любознательность, настойчивость и пытливость… И вот — результат».

— Как чудесно, что творение рук человеческих достигло такой высокой степени совершенства, — будто отвечая мыслям Евгения Андриановича, сказал директор музея. В минуты сильного волнения Антон Петрович иногда выражался высокопарно.

— Он словно школьник, который мечтает о подвиге, — тихо сказала лаборантка.

После перегрузки наступило блаженное состояние невесомости. Антон Петрович включил круговое наблюдение. Земля неподвижно висела голубой каплей среди немигающих звезд. Они холодно горели в черном небе. Справа медленно вырастал колоссальный диск Луны. Вращающиеся локаторы непрерывно прощупывали пространство в поисках «Кардана». По экрану пробегали дрожащие волны.

«Где-то сейчас… гм… самозваный инженер Стреттон, — подумал Антон Петрович. — Небось миновал уже Карантинный спутник». И тут Антону Петровичу пришла мысль, от которой его бросило в жар. «А ведь его действия не столь уж бессмысленны, — подумал он. — Я бы, пожалуй, и сам пошел в небо, чтобы повторить подвиг капитана Рамо».

МАСТЕРСКАЯ ЧАРЛИ МАКГРОУНА

Городишко Тристаун невелик. Из любого конца его виден противоположный, причем оба конца грязные. Ратуша, массивный банк да еще, пожалуй, тюрьма — вот и все тристаунские достопримечательности. Жизнь в городке шла тихо, сонно. Сонно… Со снов все и началось.

Грузный, опустившийся Чарли и в эту ночь, как всегда, боялся уснуть. Около полуночи он опустил ноги в шлепанцы и поднялся наверх, подышать свежим воздухом.

Самодовольная луна щедро озаряла своим сиянием и плоские крыши коттеджей-близнецов, и шпиль ратуши, торчащий поодаль, и змеевидную речонку, которая сейчас показалась Чарльзу полной таинственности. С речки тянуло сыростью и доносился оглушительный лягушачий концерт.

Возвращаться вниз, в неуютную холостяцкую комнату, не хотелось. В голову лезли невеселые мысли. Ничего-то он не скопил про черный день. Всю жизнь гнул спину на «Уэстерн компани». А что толку?

Чарли остановил задумчивый взгляд на внушительном банке, затем перевел его на темный куб тюрьмы и вздохнул. Нет, операция гортани ему явно не по карману. Правда, врач, взяв за визит свои пятнадцать монет, немного утешил Чарли, сказав, что болезнь не смертельна, но что это за жизнь, когда каждую ночь тебя мучают кошмары?

Отправиться куда-нибудь? Бродяжить, пересечь континент? Но от себя никуда не уедешь.

Чарли сплюнул вниз, на поблескивающую брусчатку мостовой.

Лучше что угодно, чем эта пакость. Едва смыкаются веки, как приходит кошмар, от которого Чарли тотчас просыпается в холодном поту. Кто-то душит его костлявыми пальцами, Чарли изо всех сил старается вырваться, но тщетно. Он хватает жилистые руки врага, издает хриплый крик… И просыпается. И так каждую ночь.

Врач долго щупал горло Чарли и почему-то пожал ему руку на прощанье.

Бумажку со сложным латинским названием болезни Чарли потерял.

— Подумайте над операцией, — сказал врач.

Легко сказать — подумайте!

Чарли глянул на банк и снова вздохнул.

Розовый купол на противоположной стороне улицы ярко светился. Ночной клуб процветал. Свежий воздух доносил до Чарли джазовые всхлипы и временами женский визг вперемежку с пьяными выкриками. Чарли презрительно скривился и отвернулся от притона.